— Как я мог? Мне казалось, что я правильно себя повел. Язаписал номер машины этого парня и хотел передать его полицейским, когда вдругпонял, что не могу этого сделать. Чем бы это для меня кончилось?

Окружной прокурор вызвал бы меня в суд как свидетеля, иадвокат обвиняемого тут же начал бы меня терзать. Сразу бы обнаружилось, что янарушил все правила и сбежал, когда меня выпустили на поруки. Суд тоже неповерил бы мне, и меня бы отослали обратно в Лос-Анджелес, в приемник длянарушителей.

— Ты очень умен для парня твоих лет! — сделал я емукомплимент.

— Да, я уже не ребенок.

Посмотрев на лицо рано повзрослевшего мальчика с острым,умным взглядом быстро бегающих глаз, проницательно меня рассматривающих, какбудто старающихся обнаружить мое самое слабое место, я почувствовал под своимипальцами худенькое плечо.

— Ну, ладно. Ты был со мной честен, и я буду с тобойоткровенен. Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— И как же ты здесь живешь? Как справляешься с жизнью?

— У меня все прекрасно. Больше никаких нарушений закона…Там, в даунтауне[1] Лос-Анджелеса, у меня слишком много друзей. Я состоялчленом одной банды, и ребята надо мной потешались, если я не грабил и не делалтого, чего они от меня требовали.

— А чем они занимались?

— Поверьте мне, мистер, они не брезговали ничем.

Мы все начинали еще маленькими детьми, но когда во главебанды стал Батч, он потребовал от всех, чтобы члены банды работали на нее какбы на постоянной основе. Он был жесток, и его все боялись.

— Почему же ты не рассказал все это офицеру полиции, которыйтебя условно выпустил на поруки?

— Думаете, я могу быть предателем?

— Ну почему бы тебе, парень, просто не оставаться дома и незаниматься своими делами?

— Не говорите глупостей!

— И ты сбежал сюда, чтобы больше с ними не связываться?

— Ну да, так я и сделал.

— И теперь ты в самом деле ни с кем не связан?

— Ни с кем.

— Дай мне номер машины, а я попытаюсь вытащить тебя из этихнеприятностей.

Он достал из кармана клочок бумаги, оторванный от краягазеты, на котором твердым карандашом был нацарапан номер. Я внимательнорассматривал его, а парнишка в это время продолжал рассказывать энергичным,слегка подвывающим голосом:

— Эта машина, что сбила того парня… Водитель ее на огромнойскорости скатился с холма и чуть не сбил меня самого. Именно после этого япришел в бешенство и вынул карандаш, чтобы записать его номер. За рулем сиделтолстый мужчина средних лет, рядом, прижавшись к нему, — маленькая блондинка. Втот момент, когда они подъехали к перекрестку, она пыталась его поцеловать, илион целовал ее, или они оба сразу целовались… Я не совсем понял, как это было.

— И что ты сделал в этот момент?

— Я отпрыгнул в сторону и подумал, что этот малый сейчасврежется в край тротуара. Я записал номер машины на клочке бумаги, когда онврезался в этого парня, стоявшего у обочины.

— И что случилось потом?

— Потом он на минуту совсем сбавил скорость, женщина что-тоему сказала, и он помчался дальше не останавливаясь.

— И никто за ним не погнался?

— Один парень попытался, но едва он вырулил на дорогу, каккакой-то дуралей начал отъезжать от тротуара. Именно в этот момент они истолкнулись с такой силой, что потом все кругом было засыпано битым стеклом. Вэто время уже вовсю кругом забегали люди, старались помочь сбитому старику, итут-то я внезапно понял, что нахожусь в центре этой самой заварухи.

Если полиция приедет и начнет свои расспросы, я окажуськонченым человеком.

— Так кто это был, тот водитель?

— Я же вам сказал, не знаю. Все, что мне известно, это то,что он был за рулем темного седана, мчался с огромной скоростью и что он и егодевица целовались в тот момент, когда все это случилось на перекрестке.

— Он был пьян?

— Как я могу утверждать? Просто он был занят другими вещами,помимо вождения автомобиля. Ну, вот я вам и помог, мистер. Теперь дайте мнеуйти.

Я протянул ему пять долларов:

— Иди купи себе кока-колу, приятель, и больше ни о чем небеспокойся.

Он посмотрел на протянутую пятерку с некоторым колебанием,потом схватил ее и засунул в карман.

— Ты бы узнал этого подонка, если бы его снова увидел, — того,что вел машину?

Он посмотрел на меня сразу ставшими хитрыми и жестокимиглазами.

— Нет, — был его ответ.

— Думаешь, не смог бы его узнать, даже если бы он стоял водном ряду с другими на опознании?

— Нет.

Расставшись с продавцом газет, я стал просматривать списокрегистрационных номеров машин и вскоре определил, что автомобиль-нарушительпринадлежал Харви Б. Лудлоу, который жил недалеко, в доме около пляжа. Машинаоказалась «кадиллаком»-седаном.

В воскресенье я проспал до полудня в своей трущобе на южнойокраине города. Мой завтрак в небольшом ресторанчике состоял из яичницы,жаренной на неизвестном масле, мутного кофе и остывшего, непрожаренного тоста.

Купив воскресные газеты, я вернулся к себе в комнатушку спотертым ковром, жестким стулом и стареньким столом.

Наконец-то в газете появились новости о Габби Гарванза. Онвыписался из госпиталя сам, и его внезапное исчезновение свидетельствовало отом, что он опасался за свою жизнь. Его сиделки и врач утверждали, что ониничего не знают, когда он исчез. Гарванза быстро поправлялся после ранения иуже мог передвигаться без посторонней помощи. В тапочках, пижаме и домашнемхалате он отправился в конец коридора, где был расположен солярий. Когда черезнекоторое время его сиделка отправилась туда за ним, его уже в солярии не было.

Обыскали весь госпиталь, но Габби Гарванза словно испарился.Тогда предположили, что игрок и гангстер предпочел побег перспективе бытьукраденным своими многочисленными врагами.

В палате остались все его вещи, которые ему туда принеслаМорин Обэн на следующий день после того, как на него было совершено нападение.Среди вещей остался костюм стоимостью в триста пятьдесят долларов, шелковаярубашка, двадцатипятидолларовый галстук ручной росписи, который был на нем втот роковой день и который был приобщен к делу в качестве улики. Пятна кровивокруг отверстий от пуль на костюме и рубашке оставляли надежду, чтоспектрографический анализ опаленных по краям нитей ткани что-либо покажет.